Фольклорный ансамбль "ромашинская слободка". Фольклорный ансамбль "ромашинская слободка" Ныне вси вернии

Пресветлый ангел мой Господень...
Встреча Иисуса Христа ("Проходят по городу вести...")
Плач Иосифа ("Кому повем печаль мою...")
О рае... ("Возвещает нам писание...")
Потоп ("В мире люди умножались...")
Самарянка ("Да создал Иаков студенец...")
Как хорошо в Твоем храме, Владычице...
С другом я вчера сидел...
Мой духовный сад...
Где цветочек мой прекрасный...
Распятие Иисуса Христа ("Наместник цесарский сидел...")
Расставание души с телом ("Уж вы голуби...")
Кант о современной жизни ("Жизнь унылая настала...")
Стих о святом Антонии ("Жил юный отшельник...")
Составьте согласные песни...
Ныне вси вернии...

Пресветлый ангел мой Господень...

Пресветлый ангел мой Господень, хранитель ты души моёй,
Души моёй, Единородный, будь милость к рабе своёй.

Храни меня во все минуты, храни меня во все часы,
Храни меня в напастех лютых, храни среди самыя мечты.

Ты послан от Бога для храненья, тебе Господь так поручил.
Пролей мне в сердце умиленье, и как мне жить ты научи.

Здесь узки стены, путь прискорбный, могу ли я я(е)го пройти?
Хранитель мой неукоренный, ты можешь здесь меня спасти.

Ты знаешь жизнь мою земную, ты спутник есть душе моёй.
Веди меня в страну иную и всю мне правду покажи.

Там ни печаль, ни воздыханье, там слёзы горькие не льют,
Там ни стесненья, ни стонанья, - одни лишь радости текут.

Проси венец мне у Владыки, меня достойну покажи.
Хотя грехи мои велики, но ты страданья расскажи.

И став теперь моей судьбою, с тобой всю жизнь я проплыву.
Хранитель мой - лишь я с тобою
В покой мой вечный отойду. (2 раза)

Встреча Иисуса Христа ("Проходят по городу вести...")

Проходят по городу вести: Господь нас идёт посетить,
но кто удостоится чести, в чьем доме Он будет гостить?

Подумала я в своём сердце: «А может ко мне Он придёт?»
Как встретить Небеснаго гостя, ведь в доме порядка-то нет».

Нельзя оставаться в покое, когда у нас нет чистоты,
и мою я много и чищу, в поту расставляю цветы.

В день этой разгарной работы старушка мне в двери стучит:
болезни, нужда и заботы, печали и старческий вид.

Но я ей сказала: «Смотрите, я занята - всюду дела,
и жду я Великого Гостя», и бедная молча ушла.

Тут вскоре другой появился - оборванный, бледный, без сил.
Казалось: от ветра валился, и сам он смиренно просил:

«Я с ранней поры совершаю далекий и тягостный путь,
устал, изнемог, умираю. Позвольте зайти отдохнуть».

А я ему отвечала: «Сейчас не могу вас принять:
жду Важновеликого Гостя», - и дальше пошёл он опять.

Под вечер конец всей работе, всё приняло праздничный вид,
одна угнетала забота, что скоро Господь посетит.

Я думала: «Выйду навстречу, Ему поклонюсь в тишине».
Вдруг вижу: дитя горько плачет и прямо подходит ко мне.

Я только сказала: «О Боже! Дитя - и то терпит нужду,
но малому всякий поможет, я ж Гостя Великого жду».

День этот проходит напрасно, работа повсюду видна,
и в доме уютно и чисто, до ночи сижу я одна.

Заплакала в скорби глубокой, и горько так сделалось мне,
и слезы катились потоком безмолвно в ночной тишине.

О счастье своём сожалела, поникла на грудь головой.
Уснула - и вижу во сне я: явился Господь предо мной.

Любовью светилися очи, когда Он со мной говорил:
«Я днем и в сумерках ночи три раза к тебе приходил.

Три раза меня отсылала приюта у ближних искать».
«Ох, Боже, - в слезах я сказала - Тебя не могла я узнать».

«Прощай, - сказал Он, - но всё же прошедшего не возвратить,
кто бедным в беде не поможет, тот Мне упустил услужить». (2 раза)

Плач Иосифа ("Кому повем печаль мою...")

Кому повем печаль мою, кого призову ко рыданию?
Токмо Тебе, Владыко мой, известна Тебе печаль моя,
Самому Творцу Создателю и всех благих Подателю.
Кто бы мне дал источник слёз из быстрой реки Эдемския.
Плакал бы я и день и ночь, рыдал бы я о грехах своих.
Кто бы мне дал голубицу, вещающую беседами.
Послал бы я ко Иакову, отцу моему Израилю.
Отче, отче, Иякове, святый мой Израилю,
Пролей слёзы ко Господу о своём сыне Иосифе.
Твои дети, мои братья, продавши мене во иную землю.
Исчезнувша мои слёзы, исчезнувша гортань моя,
О земли, о земли возопившая ко Господу за Авеля.

О рае... ("Возвещает нам писание...")

Возвещает нам писание ясно-райские места
Наконец в блаженном раю у небеснаго Отца!

Там растут и процветают вечно красныя древа,
там летают-воспевают птицы райския всегда.

В раю нет ни дня, ни ночи, но свет светит как звезда,
ни зимы нет, ни же лета, но всягдашняя весна.

Там ни скорби, ни печали, ни пристрастия земного,
там все радости, утехи - свет от славы Божества.

Тамо песни воспевают неумолчная уста,
непрестанно прославляют Бога, своего Творца.

Потоп ("В мире люди умножались...")

В мире люди умножались добро делать не решались
- только зло!*

Когда Бога все забыли и во всем злое творили,
Бог сказал:

«Истреблю людей живущих, широким путём идущих,
всех людей».

Бог на Ноя презирает, свой завет ему вручает:
«Строй ковчег!»

«Триста локтей должиною, пятьдесят же шириною,
тридцать - вверх».

Ной ковчег сооружает, людей к Богу призывает:
«Покайтесь!».

Но знакомые смеялись, словам Ноя не внимали:
«Выдумки!»

Вот ковчег уже смолёный, мир безбожный удивлённый:
«Что ж будет?»

Ной животных в ковчег вводит, сам с семьёй туда уходит,
Бог закрыл!

Солнце ясное сияет, ковчег светом заливает
на холме.

Меж собой народ толкует: «Что ж с ковчегом теперь будет?
Вход закрыт!»

Вокруг тучи появились, источники все открылись,
лился дождь.

Тучи солнце затемняли, люди Ноя вспоминали:
«Как он знал?»

Воды быстро умножались, живущие выбирались
наверх гор.
Нет охоты веселиться, надо к Ною попроситься
у ковчег.

- «Мы с тобою все желаем, служить Богу обещаем,
пусти нас!»

Ной принять их всех толкует, дверь отрыть он не откроет -
Бог закрыл.

Долго в дверь они стучались, служить Богу обещали,
но - увы.

Нет надежды достучаться! Надо в горы пробираться -
там спастись.

Самарянка ("Да создал Иаков студенец...")

Да создав Иаков студенец, и за то получил венец,
Венец предрагой.*
Да чуден складень там предел, да на нём Иисус Христос сидел,
творил чудеса.
Да самарянка воды почерпала, да на рамы она подымала -
в град-город итить.
Да Иисус Христос смело подходил, у самарянки воды попросил
на жажду Свою сы пути Своёй.
- «Да как я смею воды дати, да я не знаю Твоей благодати,
Что Ты за пророк»?
- «А ты жена - самаряныня, приведи мужа своего ныне
на источник сей».
-«А я мужа сабе не имею, говорить с Тобой не смею, -
я живу одна».
-«А ты, жена, мужа не имеешь, говорить со Мной не смеешь:
толькя пять мужьёв».
Да самарянка усё побросала, и во град-город она побежала,
самаряньям весть дала, что пришёл Христос.
Да самарянья шумом постали, на источник они побежали,
чтоб узрить Его.
Да Господь их благославляет, и молится Богу научает,
Богу Одному.
А самарянка назад возвратилась, Иисусу в ноги поклонилась:
«О, Исус, прости, О, Исусе мой».

Как хорошо в Твоем храме, Владычице...

«Как хорошо в Твоем храме, Владычице,
Как сладко в душе и тепло.
Свободно, спокойно в нём каждому дышится,
На сердце легко и светло.
Словно Сама, о Мати Всепетая,
Ты здесь вместе с нами стоишь».
-«Приидите, молитеся Мне, вам внимающей,
Я всем вам отраду подам.
Молитесь убогие, бедные, сирые,
Ведь Я для вас - Мать и Покров.
Молитесь и вы, сего мира счастливые,
Познайте - в чём счастье, любовь.
Молитесь и вы, грехом отягчённые,
Давно Я молитв ваших жду».
- «О милосердная Мати Пречистая,
Безмерна Твоя к нам любовь.
Ты нам заступница в скорбех пребыстрая,
Ты - наша Мать и Покров».

С другом я вчера сидел...

С другом я вчера сидел, зрю на смертныя предел,
Ой, горе мне, ой, горе мне великоё
Плоть мою во гроб кладут, душу же на суд ведут.
Милости не будет там, не помилован я сам.
Мимо Царства прохожу, горько плачу и гляжу:
Царство всех святых есть дом, грешников не будет в нём.
Ты прости, прекрасный Рай, во иной иду край.
Я на вольном свете жил, крайне Бога раздражил,
Твари, не Творцу служил, жадно чрево обожил.
Дней Воскресных не почтил, во грехах их проводил,
Не почтил отца и мать, всё старался раздражать.
Я в прелюбодеях был, кратку сладость возлюбил,
Ничему не верил я, жил как пёс или свинья,
Всяких грех творил стократ, не желал райских палат,
Все законы преступил, крайний богохульник был,
Каяться я не хотел, Бога дух мой не имел.

Мой духовный сад...

Мой духовный сад, как запущен ты,
от негодных трав поросли тропы.

Спит душа моя крепким сном давно,
не радит она о пути своём.

Пробудись от сна, посмотри кругом -
где ты спишь, душа, что в саду твоём.

Чистоты твоей сгибли лилии,
ты заботилась не о мире ли?

Нет чудесных роз к Богу рвения,
их сгубил мороз нерадения.

Где, скажи, твой злак воздержания,
где тут Божий страх, где рыдания?

Ты сгубила труд в духе лености,
потеряла вдруг драгоценности.

Свет погас давно - где светильник твой?
Пробудись, душа, оглянись кругом.

И спеши в твой сад с сокрушением,
разруши затвор лишь смирением.

Грунт вскопай ты в нём вздохом ревности,
отыщи ты в нём драгоценности.

И Господь Небес, видя ревность ту,
облегчит твой крест, ниспошлёт росу.

Благодать её оживит цветы,
оживут они на лице земли.

Твой духовный сад, данный долею,
обнеси скорей крепкой волею.

Где цветочек мой прекрасный...

Где цветочек мой прекрасный, что долину (ойе) украшал?
Дунул ветер и ненастье, тот цветок, увы, (толькя) повял.
Так и скоро повяну, скоро жизнь моя (толькя) пройдёт.
Погребенья песнь уныло кто сослужит надо мной?
Кто оросит мою могилу, горючной (толькя) слязой?
Скушно жить в стране без Бога, без святого (ойе) алтаря.
Где святой закон зазорен, нету истины (толькя) следа.
Великое моё горе жить с неверными (толькя) беда.

Распятие Иисуса Христа ("Наместник цесарский сидел...")

Наместник цесарский сидел Пилат на царском ложе,
вокруг него толпы стоят, пред ним стоит Сын Божий.

И обвинения вокруг на Сына Божьего льются,
не слышен звук Его речей, и все над Ним смеются.

Пилат не хочет допустить жестокую расправу,
Христа он хочет отпустить, народ кричит: «Варраву!»

Народу тьма нужна, не свет. Кричат: «Предать распятью!»
Пилат старается, но - нет, нельзя помочь несчастью!

Окончен суд, конец всему. Тут женщины рыдали
и на главу Венец Ему терновый возлагали.

Прибили руки ко Кресту, верёвками обвили.
Вновь молота раздался стук - то ноги пригвоздили.

Но Он молчит и слёз не льет, Он обагрянен кровью,
за нас к Отцу молитвы шлёт с сердечною любовью.

Мой друг, взгляни, как льётся кровь, и по Кресту стекает.
как велика Его любовь! Христос за нас страдает.

И потряслась земля вокруг, светило дня затмилось.
Сказал Христос, и предал Дух: «Для вас всё совершилось». (2 раза)

Расставание души с телом ("Уж вы голуби...")

«Уж вы голуби мои белаи,
уж вы где-то были, да куда лётали?»
- «Мы не голуби мы не белаи,
а мы ангелы, души хранители».
На белом-то свети, на растаньице,
ох, где душа-то с телым (ой) разлучалыся.
Где душа-то с телым разлучалыся,
ох, разлучалыся, горько плакала:
«Ты прости-ка, прости, тела белая,
ох, а ишо-то прости, душа грешная.
Тебе, тело, в сыру землю нести,
ох, а м(ы)не-то, души, на суд страшный идти.
А м(ы)не-то, души, на суд страш(ы)ный идти,
ох, перед Господ(ы)м Богом ответ нести.
Перед Господ(ы)м Богом от(ы)вет нести.
Ох, от(ы)вет, от(ы)вет: добрых дел во мне нет.
О вы, о вы, отец с материю,
да за что-то вы меня на свет родили?
Вы спородили,да не учили?» -
«Ох, мы вас учили, да вы ня слушали».

Кант о современной жизни ("Жизнь унылая настала...")

Жизнь унылая настала, лучше, братцы, помереть.
Что вокруг нас происходит - тяжело на всё смотреть.
Службы Божии забыты, лик духовный огорчён,
детский мир среди ненастья богохульству научён.
Всюду полное нечестье разлилось по всей земле,
все забыли благочестье и предались сатане.
Даже матери родные стали хуже всех зверей:
они во чреве убивают своих собственных детей.
Будем, братия, молиться, в помощь Бога призывать,
и поститься и трудиться, напасти, скорби принимать.

Стих о святом Антонии ("Жил юный отшельник...")

Жил юный отшельник, он в келье, молясь,
Священную книгу читал, углубясь.

В той книге прочёл он, что тысяча лет, как день -
перед Богом мелькнёт и пройдет.

И инок в сомненье стал думать о том,
что тысяча лет не сравнится с одним днём.

Не верит, в священную книгу глядит и видит,
что в келью вдруг птичка летит.

Вся блещет, сияет и прелесть для глаз,
как яхонты перья и пух как алмаз.

Летает, порхает и звонко поёт,
чуть только схватить, - а она уж вспорхнет.

Она от него, а Антоний - за ней.
И вот он выходит из кельи своей.

Идёт за ограду и полем идёт,
а птичка всё свищет, как будто зовёт.

Умолкло вдруг пенье, опомнился он,
что птичка-певичка исчезла как сон.

Боится, что он опоздал во пути,
что к трапезе ждут, и пора уж прийти.

Но вот монастырь, только чудно ему:
ограда не та, недоступна уму.

За оградою новая церква видна,
дивится - откуда взялася она?

Зовет он привратника, смотрит, дивясь:
«Откуда здесь новый привратник у нас?»

Премудрый игумен пришельца спросил:
«Какое ты имя меж братии носил?»

- «Антонием назван в монашестве я,
при мне был игумен - отец Илия».

Все братья дивятся, по книгам глядят.
Нашли: имена их лет триста назад.

- «Антоний в день Пасхи без вести пропал,
так писано в книге», - игумен сказал.

«Дивен Бог в чудесех» - тако инок повторил
и вдруг перед братьями свой лик изменил.

В нём виден был старец, взор юный угас,
пред ним триста лет миновали как час.

Он пал и молился, три дня протекли,
почил он, и с честью его погребли.

Заплакали братия, дивяся в чудесех. (2 раза)

Составьте согласные песни...

Составьте согласные песни, взыграйте гимны бессловесны
человеков собор весь, зряще чудеса чудес со страхом.*

Ликуйте сердцем и душами, прославьте Бога все устами,
во многую благодать, ю же изволил подать - прияхом.

Рождается от Девы Владыко,приемши весть Человеколика,
Поем, Бог, к нам Твой приход,
спасающий весь наш род, весь верный.

За Христа умирают дети, Убо мы почтимся воспети
Христово всея Рождество, Великое торжество, дни славны.

Ныне вси вернии...

Ныне все вернии в мире ликуют,
ныне все силы Христу торжествуют -
Царь нам рожден, воспеваем хвалы:
Слава в Вышних Богу и мир на земле.

Припев:
Слава, слава, слава в Вышних Богу и мир на земли,
Слава, слава, Царь нам родился Христос!

Пой в Вифлееме Иисуса Рожденье,
радостно пой все живое творенье,
пойте святые с венцем на челе:
Припев

Путь был от неба указан Звездою,
чтоб мудрецы поклонились с мольбою,
много даров мудрецы принесли, зная:
Младенец - Царь неба, земли.
Припев

Ирод услышал о Царском рожденье,
в сердце замыслил свершить преступленье:
тайно Младенца убить захотел,
место рожденья искать повелел.
Припев

Ночью Иосиф услышал веленье:
Ирод замыслил свершить преступленье,
утром возьмите Младенца и Мать,
спешно, немедля спасенья искать.
Припев

Ирод с войсками детей убивает,
Царь же Младенец в Египет вступает,
Ангел до срока Младенца укрыл,
чтобы Он мира грехи искупил.
Припев

Скачать записи духовных стихов можно на Музыкальном форуме:

Кому повем печаль мою?..


Вечерние сумерки. Крупный мокрый снег лениво кружится около только что зажженных фонарей и тонким мягким пластом ложится на крыши, лошадиные спины, плечи, шапки. Извозчик Иона Потапов весь бел, как привидение. Он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, сидит на козлах и не шевельнется. Упади на него целый сугроб, то и тогда бы, кажется, он не нашел нужным стряхивать с себя снег... Его лошаденка тоже бела и неподвижна. Своею неподвижностью, угловатостью форм и палкообразной прямизною ног она даже вблизи похожа на копеечную пряничную лошадку. Она, по всей вероятности, погружена в мысль. Кого оторвали от плуга, от привычных серых картин и бросили сюда в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей, тому нельзя не думать... Иона и его лошаденка не двигаются с места уже давно. Выехали они со двора еще до обеда, а почина всё нет и нет. Но вот на город спускается вечерняя мгла. Бледность фонарных огней уступает свое место живой краске, и уличная суматоха становится шумнее. — Извозчик, на Выборгскую! — слышит Иона. — Извозчик! Иона вздрагивает и сквозь ресницы, облепленные снегом, видит военного в шинели с капюшоном. — На Выборгскую! — повторяет военный. — Да ты спишь, что ли? На Выборгскую! В знак согласия Иона дергает вожжи, отчего со спины лошади и с его плеч сыплются пласты снега... Военный садится в сани. Извозчик чмокает губами, вытягивает по-лебединому шею, приподнимается и больше по привычке, чем по нужде, машет кнутом. Лошаденка тоже вытягивает шею, кривит свои палкообразные ноги и нерешительно двигается с места... — Куда прешь, леший! — на первых же порах слышит Иона возгласы из темной, движущейся взад и вперед массы. — Куда черти несут? Пррава держи! — Ты ездить не умеешь! Права держи! — сердится военный. Бранится кучер с кареты, злобно глядит и стряхивает с рукава снег прохожий, перебегавший дорогу и налетевший плечом на морду лошаденки. Иона ерзает на козлах, как на иголках, тыкает в стороны локтями и водит глазами, как угорелый, словно не понимает, где он и зачем он здесь. — Какие все подлецы! — острит военный. — Так и норовят столкнуться с тобой или под лошадь попасть. Это они сговорились. Иона оглядывается на седока и шевелит губами... Хочет он, по-видимому, что-то сказать, но из горла не выходит ничего, кроме сипенья. — Что? — спрашивает военный. Иона кривит улыбкой рот, напрягает свое горло и сипит: — А у меня, барин, тово... сын на этой неделе помер. — Гм!.. Отчего же он умер? Иона оборачивается всем туловищем к седоку и говорит: — А кто ж его знает! Должно, от горячки... Три дня полежал в больнице и помер... Божья воля. — Сворачивай, дьявол! — раздается в потемках. — Повылазило, что ли, старый пес? Гляди глазами! — Поезжай, поезжай... — говорит седок. — Этак мы и до завтра не доедем. Подгони-ка! Извозчик опять вытягивает шею, приподнимается и с тяжелой грацией взмахивает кнутом. Несколько раз потом оглядывается он на седока, но тот закрыл глаза и, по-видимому, не расположен слушать. Высадив его на Выборгской, он останавливается у трактира, сгибается на козлах и опять не шевельнется... Мокрый снег опять красит набело его и лошаденку. Проходит час, другой... По тротуару, громко стуча калошами и перебраниваясь, проходят трое молодых людей: двое из них высоки и тонки, третий мал и горбат. — Извозчик, к Полицейскому мосту! — кричит дребезжащим голосом горбач. — Троих... двугривенный! Иона дергает вожжами и чмокает. Двугривенный цена не сходная, но ему не до цены... Что рубль, что пятак — для него теперь всё равно, были бы только седоки... Молодые люди, толкаясь и сквернословя, подходят к саням и все трое сразу лезут на сиденье. Начинается решение вопроса: кому двум сидеть, а кому третьему стоять? После долгой перебранки, капризничанья и попреков приходят к решению, что стоять должен горбач, как самый маленький. — Ну, погоняй! — дребезжит горбач, устанавливаясь и дыша в затылок Ионы. — Лупи! Да и шапка же у тебя, братец! Хуже во всем Петербурге не найти... — Гы-ы... гы-ы... — хохочет Иона. — Какая есть... — Ну ты, какая есть, погоняй! Этак ты всю дорогу будешь ехать? Да? А по шее?.. — Голова трещит... — говорит один из длинных. — Вчера у Дукмасовых мы вдвоем с Васькой четыре бутылки коньяку выпили. — Не понимаю, зачем врать! — сердится другой длинный. — Врет, как скотина. — Накажи меня бог, правда... — Это такая же правда, как то, что вошь кашляет. — Гы-ы! — ухмыляется Иона. — Ве-еселые господа! — Тьфу, чтоб тебя черти!.. — возмущается горбач. — Поедешь ты, старая холера, или нет? Разве так ездят? Хлобысни-ка ее кнутом! Но, чёрт! Но! Хорошенько ее! Иона чувствует за своей спиной вертящееся тело и голосовую дрожь горбача. Он слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди. Горбач бранится до тех пор, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем. Длинные начинают говорить о какой-то Надежде Петровне. Иона оглядывается на них. Дождавшись короткой паузы, он оглядывается еще раз и бормочет: — А у меня на этой неделе... тово... сын помер! — Все помрем... — вздыхает горбач, вытирая после кашля губы. — Ну, погоняй, погоняй! Господа, я решительно не могу дальше так ехать! Когда он нас довезет? — А ты его легонечко подбодри... в шею! — Старая холера, слышишь? Ведь шею накостыляю!.. С вашим братом церемониться, так пешком ходить!.. Ты слышишь, Змей Горыныч? Или тебе плевать на наши слова? И Иона больше слышит, чем чувствует, звуки подзатыльника. — Гы-ы... — смеется он. — Веселые господа... дай бог здоровья! — Извозчик, ты женат? — спрашивает длинный. — Я-то? Гы-ы... ве-еселые господа! Таперя у меля одна жена — сырая земля... Хи-хо-хо... Могила, то есть!.. Сын-то вот помер, а я жив... Чудное дело, смерть дверью обозналась... Заместо того, чтоб ко мне идтить, она к сыну... И Иона оборачивается, чтобы рассказать, как умер его сын, но тут горбач легко вздыхает и заявляет, что, слава богу, они, наконец, приехали. Получив двугривенный, Иона долго глядит вслед гулякам, исчезающим в темном подъезде. Опять он одинок, и опять наступает для него тишина... Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски... Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не менее, ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не увидишь днем с огнем... Иона видит дворника с кульком и решает заговорить с ним. — Милый, который теперь час будет? — спрашивает он. — Десятый... Чего же стал здесь? Проезжай! Иона отъезжает на несколько шагов, изгибается и отдается тоске... Обращаться к людям он считает уже бесполезным. Но не проходит и пяти минут, как он выпрямляется, встряхивает головой, словно почувствовал острую боль, и дергает вожжи... Ему невмоготу. «Ко двору, — думает он. — Ко двору!» И лошаденка, точно поняв его мысль, начинает бежать рысцой. Спустя часа полтора, Иона сидит уже около большой грязной печи. На печи, на полу, на скамьях храпит народ. В воздухе «спираль» и духота... Иона глядит на спящих, почесывается и жалеет, что так рано вернулся домой... «И на овес не выездил, — думает он. — Оттого-то вот и тоска. Человек, который знающий свое дело... который и сам сыт, и лошадь сыта, завсегда покоен...» В одном из углов поднимается молодой извозчик, сонно крякает и тянется к ведру с водой. — Пить захотел? — спрашивает Иона. — Стало быть, пить! — Так... На здоровье... А у меня, брат, сын помер... Слыхал? На этой неделе в больнице... История! Иона смотрит, какой эффект произвели его слова, но не видит ничего. Молодой укрылся с головой и уже спит. Старик вздыхает и чешется... Как молодому хотелось пить, так ему хочется говорить. Скоро будет неделя, как умер сын, а он еще путем не говорил ни с кем... Нужно поговорить с толком, с расстановкой... Надо рассказать, как заболел сын, как он мучился, что говорил перед смертью, как умер... Нужно описать похороны и поездку в больницу за одеждой покойника. В деревне осталась дочка Анисья... И про нее нужно поговорить... Да мало ли о чем он может теперь поговорить? Слушатель должен охать, вздыхать, причитывать... А с бабами говорить еще лучше. Те хоть и дуры, но ревут от двух слов. «Пойти лошадь поглядеть, — думает Иона. — Спать всегда успеешь... Небось, выспишься...» Он одевается и идет в конюшню, где стоит его лошадь. Думает он об овсе, сене, о погоде... Про сына, когда один, думать он не может... Поговорить с кем-нибудь о нем можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко... — Жуешь? — спрашивает Иона свою лошадь, видя ее блестящие глаза. — Ну, жуй, жуй... Коли на овес не выездили, сено есть будем... Да... Стар уж стал я ездить... Сыну бы ездить, а не мне... То настоящий извозчик был... Жить бы только... Иона молчит некоторое время и продолжает: — Так-то, брат кобылочка... Нету Кузьмы Ионыча... Приказал долго жить... Взял и помер зря... Таперя, скажем, у тебя жеребеночек, и ты этому жеребеночку родная мать... И вдруг, скажем, этот самый жеребеночек приказал долго жить... Ведь жалко? Лошаденка жует, слушает и дышит на руки своего хозяина... Иона увлекается и рассказывает ей всё...

Кому повем печаль мою?* (* из Чехова)

Я в этом мире многолюдном
И в этом граде суетном
В уединенье безрассудно
Ищу себе покой одном.

Я чашу полную тоски
До дна, до капельки допью.
В душе - пустыня и пески...
Кому повем печаль мою?


Что ты одна меня поймешь;
К отшельнику в его пещеру
Дорогу только ты найдешь.

И чашу гостье и себе
До края бережно налью.
Кому, кому, коль не тебе
Поведаю печаль мою?

****************************

(в "женском исполнении")

Кому повем печаль мою?

Я в этом мире многолюдном
И в этом граде суетном
В уединенье безрассудно
Ищу себе покой одном.

Я чашу полную тоски
До дна, до капельки допью.
В душе - пустыня и пески...
Кому повем печаль мою?

Но сердце мне лишь греет вера,
Что ты один меня поймешь;
К отшельнице в ее пещеру
Дорогу только ты найдешь.

И чашу гостю и себе
До края бережно налью.
Кому, кому, коль не тебе
Поведаю печаль мою?

Рецензии

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

С детства помню эту фразу, а откуда она - только сейчас руки дошли найти...

СТИХ ПЛАЧА ИОСИФА ПРЕКРАСНАГО, ЕГДА ПРОДАША БРАТИЯ ЕГО ВО ЕГИПЕТ

Кому повем печаль мою,
Кого призову к рыданию?
Токмо Тебе, Владыко мой,
Известен плачь сердечной мой,
5 Самому Творцу-Создателю
И всех благих подателю.
Кто бы мне дал источник слез,
Я плакал бы и день, и нощь.
Кто бы мне дал голубицу,
10 Вещающую беседами, -
Возвестила бы Израилю,
Отцу моему Иякову:
«Отче, отче Иякове,
Пролей слезы́ ко Господу.
15 Не знаеш ты, Иякове,
О своем сыне Иосифе.
Твои дети, моя братия,
Продаша мя во ину землю.
Исчезнуша мои слезы
20 О моем с тобой разлучении.
Умолкнула гортань моя,
И несть того, кто б утешил мя».
Земле, земле, возопившая
Ко Господу за Авеля!
25 Возопи ныне ко Израилю,
Отцу моему Иякову.
Видел я гроб своей матери,
Рахиль, нача́л плачь многии,
Токи струям явилися -
30 Перси слезам мочилися.
«Увиждь, мати, Иосифа,
Востани скоро из гроба:
Твое чадо любимое
Ведомо есть погаными.
35 Моя братия продаша им,
Иду ныне в работу к ним.
Отец же мой не весть сего,
Что сын ныне лишен его.
Отверзи гроб, моя мати,
40 Приими к себе свое чадо;
Буди твой гроб тебе и мне,
Умру ныне я горце зде.
Приими, мати, лишеннаго,
От отца моего разлученнаго.
45 Внуши, мати, плачь горькии
И жалостныи глас тонкии,
Виждь плачевныи образ мой,
Приими, мати, скоро во́ гроб твой».
Не могу аз болше плакати:
50 Хотят врази мя закла́ти.
«Рахиль, Рахиль, не слышиш ли,
Сердечныи плачь приимеш ли?
Призывал много Иякова -
Не услышал он моего гласа;
55 Ныне зову к тебе, мати:
Держат мене супостата».
Смутилися погании,
Купцы злии́ ага́ряне:
«Не дей чары, Иосифе,
60 Не введи в печаль господей своих!
Прободем тебе на сем месте,
Погубим злато за тя данное».
Тогда купцы поверили,
Дряхлое лице его уведали:
65 «Скажи, наш раб Иосифе,
За что продан в работу к нам?
Тех ли ты раб или́ пленник их,
Или́ ты кой от сродник их?»
Иосиф же смиренныи
70 Глаголы веща умиленныя:
«Я ни тать, ни раб, и ни пленник их,
Но любезныи сын Израилев;
Пастуси же суть моя братия,
Вси единаго отца есмы.
75 Послан аз бых отцем моим
Доити скоро к братиям своим,
Они же мене вам продали,
В работу вечно отдали».
Рекли ему вси мужие:
80 «Не плачь, не плачь ты, юноше!
Несть ты наш раб, но буди брат,
В славе будеш велицей там».
Послали весть ко Иякову
О своем брате Иосифе:
85 «Мы нашли ризу своего брата.
На горах лежит повержена.
Отче, отче Иякове!
Сия риза - твоего сына.
В печали мы вси о нем;
90 Горки слезы и ты пролей.
Пестру́ ризу послахом ти,
А Иосифа нигдеже несть».
Зрит Ияков в крови ризу, -
Поверг себе лицем книзу,
95 Возопи с плачем, с рыданием
И горким воздыханием:
«Сия риза - моего сына:
Козья несет от нея псина.
Почто не сьял меня той зверь?
100 Токмо бы ты был, сын, цел.
Увы мне, Иосифе,
Утроба моя вожделенная!
Увы, увы мне, сыне мой!
Где растерзан есть весь возраст твой.
105 Растерзал аз шед седины́ мои,
Слезы бы испустил о том,
Не хощу аз на свете болше жить,
По Иосифе в печали быть.
Чадо мое пресладкое!
110 Вина бых аз твоей смерти:
Убих, чадо, пославыи тя
Видеть стадо и братию.
Возплачу аз, возсетую:
Чадо мое бысть мертвое!
115 С плачем моим во ад сниду, -
Тамо тя, сыне, найду,
Ризу твою вместо тела
Положу пред ся, Иосифе!
На ин разум наводит мя:
120 Риза твоя есть вся цела,
Не вредил зверь зол твоего тела;
Тя убийцы руками умертвили есть,
Жизни сея лишили есть.
Растерзал бы зверь зол твою ризу,
125 Повергши зле с тобой низу,
На твоей ризе не бысть призна́к,
Токмо съяден един твой зрак.
Умру, чадо Иосифе,
Не хощу зрети сего света!»
130 Продали купцы Иосифа
Служить князю неверному,
Пентерфи́еви поганому,
Злому мужу, лукавому;
Взяли цену премногую.
135 И бысть у него слугою.
«Мне поручен бысть весь дом его».
И радость всем рабом его.
Злая жена Петерфи́ева
Прельстить его умыслила.
140 Всегда себя украшала,
Иосифа же прельщала:
«Дерзни на мя, Иосифе,
Никого отнюд не бойся
И моего мужа.
145 Иди ко мне, Иосифе,
Отраву дам, уморю его,
Жизни сея лишу его».
Иосиф же рек госпожи своей:
«Погибель есть души моей,
150 Не хощу сего сотворити,
Не хощу Бога моего разгневати».
Возопи к Творцу ко Господу:
«Боже, Боже отец наших!
Избави мя от сего зверя;
155 Не хощу у́мреть жены деля».
«Отче, отче Иякове!
Прелей слезы ко Господу.
Впадох в беду вселютую
От жены, стыда не иму́щую.
160 Молись, отче Иякове,
О своем сыне Иосифе,
Да избавлюся беды сея,
Избегнуть могу от жены сея».
О, злая жена безстудница,
165 Петерфи́ева блудни́ца,
Вселукавая пагубница!
Держит крепко Иосифа,
Влечет к себе в ло́жницу.
Оставив же он свою ризу,
170 Избег скоро от нея книзу.
Зрит себя она посра́млену,
Сшивает лесть несказа́нну:
Взявши ризу, кажет мужу:
«Почто купил сего раба,
175 Жидовина пресквернаго,
Дому всему невернаго?»
Веру поят Петерфи́и
Своей жене всепрескверней,
Всадил его в темницу
180 За жену свою всесквернавицу.
Иосиф же сказует сон
Двоим рабом фараоновым.
Един от них он молится,
Ис темницы свободи́тся:
185 «Не киих дел злых повинен есмь -
Воистину един Бог весть».
Фараон же царь египетский
Видит он сны зело страшны́;
Призывает царь Иосифа,
190 Вопрощает о снах несказа́нных.
Иосиф же сон толкует,
Глад велий всем сказует.
Вторым царем бысть Иосиф
В свою руку жезл приемлет.
195 Его царем называют,
Царство ему все вручают.
Житие мирно провожают,
Славу Богу возсылают,
Всегда Его воспевают
200 Во вся веки веко́м, аминь.

Источник - сайт "Фундаментальная электронная библиотека "Русская литература и фольклор" (ФЭБ)

  • Сергей Савенков

    какой то “куцый” обзор… как будто спешили куда то